ещё рекламка
Норвегия удивительная страна. В ней есть король, но нет аристократии. В ней есть нефть, но нету Путина.
В 2020 году каждый норвежец будет миллионером в норвежских кронах. Дело в том, что в 1992-м во избежание голландской болезни норвежцы создали Национальный нефтяной фонд, куда вместо бюджета поступают сверхдоходы от нефти, и сейчас в этом фонде на каждого норвежца приходится около 100 тыс. долларов в год. Каждый норвежец получает от этих денег проценты, то есть имеет от государства дополнительно 4 тыс. долларов субсидий в год.
В какие бумаги вложены деньги фонда и как колеблется их стоимость, каждый норвежец может следить поминутно. Поэтому, когда я спросила журналиста Арне Бола, специализирующегося на нефтяных делах, не требуют ли некоторые норвежские чиновники изъять деньги из кровавого американского доллара и перестать поддерживать американскую экономику, он долго смеялся.
Норвежцы, как я уже сказала, удивительные люди. У них еще в начале ХХ века электростанции строили не частные лица, а коммуны. И частные лица не могли с коммунами конкурировать, потому что коммуне люди отдавали землю бесплатно.
Возможно, из-за такого примата общественного над личным Норвегия и оставалась отсталой страной по сравнению с соседней индустриальной Швецией.
Так вот, по случаю этого самого коллективного духа после войны в Норвегии пришли к власти социал-демократы, и к концу 1960-го под грузом благих намерений социал-демократов все вышеупомянутые отрасли промышенности, которые были в Норвегии — рыболовство и кораблестроение (плюс удивительное искусство печатания этикеток), — благополучно загибались. Рыболовство загибалось, потому что сардины все выловили, а кораблестроение загибалось, потому что в результате замечательного рабочего законодательства Норвегия не выдерживала конкуренции с Японией и Кореей.
норвежцы нашли свою нефть тогда же, когда СССР в Сибири — свою. Заметим: в обеих случаях нефть спасла неэффективную социалистическую экономику. Как и советские коммунисты, норвежцы нефть свою решили никому не отдавать и уже второе месторождение — Статфьорд — у американцев (у «Мобил») отобрали и отдали новосозданной государственной компании Statoil.
И еще надо заметить, что Statoil стала очень могущественной. Она стала настолько могущественной, что в начале 80-х, когда к власти пришли консерваторы, они решили немного ее ограничить. И знаете, что они сделали? Продали компанию? Ага! Они создали еще одну государственную структуру, SDFI (State Direct Financial Interest), которая теперь называется компанией Petoro, и передали ей часть нефтяных полей. Потому что это были специальные норвежские консерваторы, которые любят частную собственность, но еще больше уважают компромиссы.
Короче, в Statoil были и скандалы, и чрезмерное могущество — но, заметьте, за все это время не было ни одной истории, когда глава Statoil продавал нефть через какой-нибудь Gunvor или строил себе копию Константиновского дворца, как глава Газпрома Миллер. Это было бы совершенно непредставимо. Если бы глава Statoil выстроил себе копию Константиновского дворца, это было бы более невероятно, чем если бы он во время заседания совета директоров помочился бы на коллег.
Но самая главная причина заключается в соблюдении условностей, принятых в обществе. Почему мы называем корову коровой? Потому что так ее называют все. Если вы назовете корову козой, вы рискуете быть непонятым.
То же самое и в Норвегии. В Норвегии фермер выставляет на дороге картошку, пишет ценник и тут же кладет баночку со сдачей — чтобы человек, который захочет купить картошку, сам взвесил себе сколько надо, сам бросил деньги в баночку и, если надо, взял сдачу. Что мешает прохожему забрать и картошку, и баночку? То же, что мешает назвать корову козой. Условности.
В Норвегии в горах стоит хижина, в ней еда, прейскурант на еду, прейскурант на то, чтобы переночевать, и опять-таки бесхозная банка с деньгами. Что мешает туристу переночевать бесплатно, а баночку опростать? Ничего и все.
Так что это не система работает, потому что демократия. Это демократия работает, потому что такая система. Да, такая система не очень мила сердцу либертарианца, каковым я являюсь. В такой системе не родится не Google, ни Microsoft. Но, с другой стороны, зачем они должны быть?
Зачем сырьевой стране, в которой все хорошо, которая может обеспечить достойную жизнь гражданам, устраивать гонку на выживание?И когда такая система действует, вдруг оказывается, что нефтедобывающая страна вовсе не обречена быть какой-то чрезвычайной дрянью, вроде Ирана или Венесуэлы, которая портит жизнь своим гражданам, всему миру и красуется на первых полосах газет в разделе «стихийное политическое бедствие».
Разумеется, такая система уязвима. Для двух врагов — внешнего и внутреннего. Внутренний — это бюрократия. Она не обязательно должна быть коррумпированной, чтобы быть неэффективной. «Пятнадцать лет назад у нас на факультете было две секретарши, а теперь — сорок», — сетует профессор в Ставангерском университете.
Внешний — это мигранты. В Норвегии сейчас 10% мигрантов, и многие из них, особенно сомалийцы, считают, что эти замечательные правила игры презренные кяфиры придумали специально для сынов Аллаха, чтобы сыны Аллаха их наеживали. Если достаточное количество сомалийцев проедет по дорогам, забирая картошку со сдачей, правилам игры придет конец.
Но пока они еще держатся.
Общественные условности не существуют в реальности — но именно они реальность определяют.
4 ОКТЯБРЯ 2010 г. ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА
